Никогда еще я не видел Колидорова таким оживленным, как в этот памятный морозный февральский день, когда Колидоров, прямо со службы, красный и оживленный, ворвался в мою комнату, содрал с себя полосатую беличью шубу (мехом наружу) и, стряхивая с ушастой шапки снег, закричал:
- Ты, жалкий капустный червь, гордящийся оседлым образом жизни и украшающий обеденный стол скатертью, ты, отправляющийся на службу в трамвае и в трамвае же возвращающийся со службы домой, ты, имеющий жену и тещу и полагающий свое благополучие в пошлом созерцании недоброкачественных кинематографических картин,- смотри... Вот...
Колидоров вынул из бокового кармана потрепанную географическую карту, разложил ее на столе и радостно захохотал.
- Видишь?
- Вижу,- осторожно сказал я,- это карта СССР, издана Госиздатом в тысяча девятьсот двадцать пятом году.
- А еще что-нибудь видишь?
- Гм...Масштаб тут какой-то... Разрешено Главлитом за номером двадцать две тысячи семьсот пятьдесят шесть... тираж...
- Эх, ты! Шляпа!
Колидоров схватил меня за шею и, больно прищемив воротником кожу, ткнул носом в карту.
- Смотри, дубина, где будет твой друг Колидоров через какие-нибудь четыре месяца. Ну? Теперь видишь.
- Вижу.
- Что же ты видишь?
- Вижу,- прохрипел я, добросовестно проглядев карту,- что какой-то идиот измазал поверхность этой бумаги красным карандашом.
- Это не какой-то идиот,- самодовольно сказал Колидоров,- это я, Колидоров, начертил путь того путешествия, которое я совершу ровно через четыре месяца, первого июня. Теперь чувствуешь?
- Чувствую,- покорно ответил я, потирая шею.
- То-то. У нас, брат, сегодня распределяли время отпусков. Мне вышло ехать первого июня. Так вот, на этой карте я начертил наглядный план моего путешествия.
Я посмотрел сперва на карту, а потом на Колидорова. Его лицо сияло, как переполненная до краев кружка с пивом.
- Колидоров,- воскликнул я,- неужели ты твердо решился на этот шаг?
- Не веришь - презрительно процедил Колидоров,- так вот. Полюбуйся.
Колидоров схватился за карманы и после пятиминутной борьбы со старыми засалившимися бумажками, кусочком гребешка, шариками шерсти, пуговицей от жилетки и вечерней газетой за 1924 год вытащил из темных загадочных недр своего пиджака смятый кусок бумаги.
- Вот. Смотри.
Я развернул бумажку. На одной стороне ее было написано: "Чемодан - 15 руб. Автомобильные очки - 3 руб. Оленья доха - 60 руб. Бинокль- 10 руб. "Весь СССР" - 5 руб. 2 пары носков в клетку - 2 руб. и ковбойская шляпа с ремешком и дырочками - 9 руб. 50 коп." На другой стороне бумажки запись носила несколько иной характер. Сверху большими буквами: "Маршрут". Затем подзаголовок: "Путешествие по окраинам Союза". И, наконец, "Москва - Мурманск - Владивосток - Бухара - Красноводск - Баку - Батум - Севастополь - Каменец-Подольск - Минск - Ленинград - Мурманск - Москва".
- Гм... н-да,- промямлил я,- а не кажется ли тебе, друг Колидоров, что избранный тобой маршрут несколько... гм... громоздок?
- Ну, что ты, милый? - обиделся Колидоров.- Я досконально все обдумал... Чепуха... Но зато сколько красот... Пейзажи... Быт...
- На какое же время ты получишь отпуск?
- На две недели. По кодексу законов о труде... Да недельку замотаю. А что?
Я посмотрел на Колидорова с отвращением.
- Знаешь ли ты,- спросил я,- сколько времени потребуется на одну только дорогу?
- Да уж недельки полторы, меньше не уложусь,- озабоченно ответил Колидоров,- да дня два на всякий пожарный случай...
- Нет, Колидоров,- сказал я жестко,- если даже принять во внимание ту неделю, которую ты собираешься замотать у доверчивого правительства, а также два дня, которыми ты собираешься воспользоваться на всякий пожарный случай, ты все-таки обчелся, приблизительно месяцев на восемь!
- Ты шутишь?! - воскликнул Колидоров, багровея.- Этого не может быть! Я досконально...
Колидоров осекся.
- Нет, ты это серьезно? - спросил он, с надеждой заглядывая мне в глаза.- Может быть, ты пошутил?
- Увы, Колидоров, я нисколько не шучу. Я боюсь даже, что и в этот небольшой срок ты едва ли уложишься!
Колидоров съежился. Его оживленное лицо померкло. Дрожащими руками он собрал со стола планы своего чудовищного путешествия, влез в шубу, нахлобучил шапку.
- Ну, я пошел...
- Иди, иди,- гостеприимно сказал я,- не забудь купить по дороге шляпу с дырочками...
В конце марта, когда солнце делало очередную попытку пробраться сквозь противные табачные тучи и когда газетчики настойчиво пророчили наступление весны в первой декаде апреля, я встретил Колидорова.
Он стоял посредине улицы и рассматривал какую-то книжку. Увидев меня, он обрадовался.
- Ну, как твое путешествие? - спросил я.
- Какое путешествие?
- Да это... во Владивосток и Каменец-Подольск? Налаживается?
- Не шути... Такими вещами не шутят!.. Я, конечно, во Владивосток не поеду. Это все чепуха!.. А вот!
Я оглядел нескладную фигуру своего друга. Он сильно похудел и, видимо, давно уже не брился.
- А вот путешествие по Волге... Это вещь вполне реальная... Сначала по Волге... От Нижнего до Астрахани... Потом в Баку... Через Каспийское море... Затем перемахну через Кавказский хребет... Катну по Черному морю и...
- До свиданья, Колидоров,- с грустью сказал я,- черкани пару строк любящему тебя другу, когда будешь "перемахивать" через Кавказский хребет...
книжечку в карман и, виновато улыбаясь, полез в мой вагон.
Май был на исходе. Тяжелые грифельные тучи обложили небо. Дворники уныло поливали улицы.
- Сколько лет, сколько зим! - промолвил Колидоров.- Как тебе нравится эта, с позволения сказать, погода?
- Паршивая погода. Но что тебе, Колидоров, происки весны? Ведь через несколько дней ты будешь, развалясь в соломенном кресле и попивая коньячок, плыть на быстроходном почтовом теплоходе, рассекающем широкую грудь Волги-матушки реки...
- Брось глупости! - сухо сказал Колидоров.- Какая может быть матушка-река, когда... впрочем, я уже снял дачу... Вот...
Колидоров вынул из кармана книжечку.
- Вот расписание дачных поездов... Как видишь, полное удобство. В пять выехал из дому, а в семь ты уже у меня. Живу я...
Колидоров сообщил мне точный адрес своей дачи и просил непременно "примахнуть", когда он "обживется и уложится в новых условиях".
Третьего июня, ступая по лужам и проваливаясь в какие-то канавы, я шел под проливным дождем от станции "Целебные грязи" к даче, в которой обитал мой друг Колидоров.
На террасе...
С трудом отбиваясь от собак, я вступил на гнилые лесенки террасы. На террасе, обтянутой промокшей парусиной, сидел за столом, покрытым скатертью, посиневший Колидоров и, трясясь от холода, играл сам с собою в шахматы. Увидев меня, он болезненно улыбнулся и развел руками.
- Ты,- сказал я грозно,- жалкий капустный червь, гордящийся оседлым образом жизни и украшающий обеденный стол скатертью, ты, живущий, подобно серенькому обывателю, на даче и сидящий на террасе!.. Ты, полагающий все свое благополучие в пошлой игре в шахматы с дураком партнером,- смотри. Вот...
Я устроил большой кукиш и, с наслаждением шевеля большим пальцем, поднес его к носу Колидорова.
- Вот тебе автомобильные очки, вот ковбойская шляпа. Вот тебе Владивосток! Вот тебе Мурманск! Вот тебе Волга и вот тебе хребет!.. Видишь?
- Вижу,- сказал Колидоров покорно.
1927
Примечания
Путешественник.- Рассказ впервые опубликован в журнале "Смехач", 1927, № 22.
Печатается по тексту сборника: Е. Петров, "Всеобъемлющий зайчик", б-ка "Огонек", М. 1928.