Юморист Физикевич

Я знал его еще тогда, когда он добывал хлеб прямым и честным путем - стихами.

В те времена он был милым, застенчивым юношей. Принося в редакцию стихи, он мялся и лепетал что-то насчет метафор. Тогда он сознавал свою вину перед человечеством и старался загладить ее хорошим поведением. Каюсь. Я первый толкнул его на трудный, тернистый путь, который...

- Послушайте,- сказал я ему тогда,- неужели вам не надоели стихи?

Он оглянулся. В редакционной комнате, кроме нас, не было никого.

- Надоели,- прошептал он.

- Вот видите. Зачем же вы их пишете?

- А что же мне писать?

"Да ничего, черт возьми, не писать!" - хотел воскликнуть я, но, посмотрев на большие красные уши поэта, осекся.

- Пишите, знаете ли... гм... это самое. Понимаете?.. Веселое. Выдумывайте каламбуры... этакие... гм... словообразования...

- Словообразования? - оживился он.- Так, так... Понял я вас... А-а-а... скажите, за эти самые словообразования платят?

- Разумеется. Если хорошие. Словообразования. Глаза поэта загорелись хищным блеском. Он вскочил со стула и, пробежавшись по комнате, выпалил:

- Среднее словообразование или высшее? Я скоро словообразуюсь и, если ты, словообразина, мне не веришь, я тебя живо словообразумлю...

- Талант! Положительно талант! - сказал я, слегка опешив от неожиданного перехода "на ты".

С поэтом делалось что-то странное. Он носился по комнате, переворачивая мебель и дергая руками, как веревочный паяц.

- Вот. Слушай,- сказал он наконец.

 Совет редактора - заданье. 
 Добьюсь победного венца. 
 Я здесь словообразованье 
 Сказал для словообразца.

Бейте меня! Я дал ему по рублю за строчку. Получая деньги, он вяло сказал:

- За ажурную строчку гони деньги на бочку. Когда он ушел, я тяжело задумался.

Он начинал мне тихо надоедать. Отношения наши постепенно стали приобретать температуру Северного полюса.

- Дай р-р-р гав, гав, гаванс! - сказал он устало. Я развел руками.

- Денег нет.

- Р-редактор! Не ври, Д'актор! А то ты принесешь мне вред, актор!

- Вы состоите поэтом?

- Поэтом.

- Поэтому я не дам вам денег, - сострил я, на всякий случай отодвигая подальше тяжелое пресс-папье.

- Остришь? Остри.

Он махнул рукой и без всякого воодушевления добавил:

- Остридцать рублей гони.

- Что нового? - осторожно спросил я.- Пишете?

- Пишу. Пью коньяк пиШустова. Написал про Пуанкаре. Хочешь? Вот.

 Собрав войска свои в каре 
 И прицепивши танк к штиблету, 
 Кричит бандит Пуанкаре: 
 Карету мне, пуанкарету!

- Нравится?

- Гм... Не актуально.

- Значит, дело табактуально. Так... Понял я вас. Может, хочешь про Ллойд-Джорджа? Например,- целлуллойдджоржик... Или про Чемберленские прииски, то бишь происки... Или...

- Я спешу на заседание.

- Заселибердание...

- Вы мне надоели!

- Канадаели, в Канаде ели, надоелименты платить. Плати елименты, редактор!

- Пустите меня, ч-черт, я позову милицию.

- Ваше милицо мне знаркомо...

- Вон!!! - гаркнул я. Он захохотал.

- Телевон, ха-ха-ха, пиксавон, ха-ха, Джойсвон, Хикс, хи-хикс, хи-хи-хи-хикс, хигрек, хизет, хиклозет... хо-хо-хо...

Я не видел его года два. Говорили, что он стал пить и оскорблять знакомых. Его несколько раз били за неприличные извращения чужих фамилий. Жена убежала от него к какому-то помощнику прокурора. Он крикнул ей вдогонку:

 Жена бежала к прокурору, 
 Но прокурор не будет впрок. 
 И, не найдя в нем прокопору, 
 Она получит прокурок.

Передавали, что обиженный прокурор возбудил против него уголовное преследование по обвинению в физическом и психическом насилии над русской грамматикой.

Последняя наша встреча произошла на вокзале. Был январь. Мороз достигал тридцати градусов.

Встреча

Он шел по платформе в сопровождении плечистого малого в дворницком фартуке с бляхой. Он был без пальто, в аккуратно выглаженном костюме. Галстука и шляпы не было. К ворсу пиджака прилипла большая соломинка.

- А я на дачу! - воскликнул он широко, по-детски, улыбаясь.

- Ну, что вы, милый,- сказал я, пожимая его холодную вялую руку,- какая может быть дача в январе месяце?

- Они-с на Канатчикову дачу,- почтительно сообщил детина в фартуке.

- Ну да. В Канаду. На Канадчикову дачу, Шпагатчикову незадачу, неудачу, удачу...

- Идем, что ли! - сказал детина.

- Не пойду-у-у!!! Не поидуплетом в угол!.. Р-р-р-анга, нга...

Поэта стали вязать.

- Я изобрел Сатурн!!! - крикнул он, отбиваясь изо всех сил.- Не плюйте в сатурну!..

Больше я его не видел.

1927

Примечания

Юморист Физикевич. - Впервые опубликован в журнале "Смехач", 1927, № 33. Подпись: Иностранец Федоров. Рассказ не переиздавался.

Печатается по тексту журнала "Смехач".